1152. Н. А. ЛЕЙКИНУ
31 марта 1892 г. Мелихово.
31 март. Ст. Лопасня Моск. — Курск. дор.
Здравствуйте, добрейший Николай Александрович! Меня известили, что Вы возвратились из заграницы, и вот я спешу написать Вам, чтобы поскорее получить от Вас обещанных таксов. Сии собаки мне весьма теперь нужны, так как я живу уже не в городе, а в собственном имении, которое я благоприобрел в долг. 213 дес<ятин> земли, из них больше 100 д<есятин> плохого лесу, дом, сад и проч. Процентов в год платить 480 р. От станции 9 верст, от Москвы 2½ часа езды.
Так когда же позволите получить таксов? Если они уже произошли на свет, то пошлите их Мих<аилу> Алекс<еевичу> Суворину (Эртелев пер.) в контрагентство, как я уже говорил Вам; Суворин пришлет мне их с кондуктором. Кстати: не забудьте, посылая таксов, дать от себя записочку, что вот-де таксы посылаются в Москву, близ Триумфальных ворот, Миусское училище, Ив<ану> Павл<овичу> Чехову для передачи мне. Только пожалуйста, чтобы таксы не были девочками. Пусть один будет мальчиком, а другой — девочкой.
На лоне природы вспомнил я старину и написал рассказ и две мелочишки в осколочном духе. Написал и бросил в стол. Как-нибудь соберусь с духом, напишу еще несколько штучек и пришлю оптом.
В каких местах Вы были за границею? Какая там погода? Эх, хорошо бы проехаться, да денег нет.
Когда будете в Москве, милости просим ко мне на Лопасню. Ходит шесть поездов, и сообщение весьма удобное.
Адрес для писем: Ст. Лопасня М<осковско>-К<урской> дороги.
Для телеграмм: Лопасня. Заказных и денежных писем посылать нельзя, так как они уходят в Серпухов, в ближайшее ко мне почтовое отделение. А в Серпухове я буду бывать не чаще одного раза в 6 месяцев.
Самое нехорошее в моем имении — это изобилие земли. Похож я теперь на издателя, у которого 50 тысяч подписчиков и нет денег на бумагу для газеты.
Так как это письмо Вы получите на Пасхе или накануне, то — Христос воскрес! Желаю Вам всего хорошего. Пишите, не забывайте захудалых помещиков.
Ваш А. Чехов.
1153. А. С. СУВОРИНУ
31 марта 1892 г. Мелихово.
31 марта. Ст. Лопасня.
Было холодно, все повесили носы, птицы улетели обратно на юг, и я не писал Вам, чтобы не заразить Вас своим дурным настроением. Теперь птицы вернулись, и я пишу. Всё обстоит по-прежнему: ни скучно, ни весело. Веду жизнь по преимуществу растительную, которая постоянно отравляется мыслью, что надо писать, вечно писать. Пишу повесть. Прежде чем печатать, хотел бы прислать Вам ее для цензуры, ибо Ваше мнение для меня золото, но надо торопиться, так как нет денег. В повести много рассуждений и отсутствует элемент любви. Есть фабула, завязка и развязка. Направление либеральное. Размер — 2 печатных листа. Но надо было бы с Вами посоветоваться, а то я боюсь нагородить чепухи и скуки. У Вас превосходный вкус, и Вашему первому впечатлению я верю, как тому, что на небесах есть солнце. Если не будут торопиться печатать мой рассказ и дадут мне месяц-два для поправок, то разрешите мне прислать Вам корректуру. По нынешним временам эта предосторожность необходима. Если бы Жан Щеглов, прежде чем печатать свою дикую, изуверскую повесть «Около истины», дал бы ее прочесть Вам или мне, то, быть может, она не производила бы теперь такого непохвального для молодых писателей впечатления. Живя замкнуто в своей самолюбивой эгоистической скорлупе и участвуя в умственном движении только косвенно, рискуешь нагородить чёрта в ступе, не желая этого. Разрешаете прислать корректуру?
Во всяком разе свою прозу Вы постарайтесь выпустить в свет до поездки в Феодосию. Один экземпляр пришлите мне в переплете через брата Ивана или сами привезите. Вы приезжайте, когда у меня сад будет цвесть — это совпадет с лягушечьими и соловьиными концертами. Насчет помещения не сомневайтесь.
В деревне дешевле жить, чем в городе, но я попал в самое неудачное время. Овес вместо 15 к. стоит 80, сена нет, подножный корм еще только in spe, а у меня 6 одров, не считая птицы. Они сожрали меня.
Как бы я хотел иметь пасеку! У меня для нее есть отличные места. Можно колодок 200 поставить. А это весьма занимательно.
Во мне все-таки говорит хохлацкая кровь. Я велел убрать из колодца культурный насос, взвизгивающий, когда качают воду, и хочу поставить скрипящий журавль, который у здешних мужиков будет вызывать недоумение. Велел я также людскую выбелить. «Велел» — это уж очень по-помещицки; вернее — попросил, так как все работы по окраске, починке всяких мелочей и проч. несут мои домочадцы с Мишей во главе. Парники засадили и засеяли сами, без наемников; весною деревья будем сажать тоже сами, и огород тоже. Все-таки экономия! В первое время меня всего ломало от физического труда, теперь же ничего, привык. Как работник и помощник я решительно ничего не стою. Только и умею снег в пруд бросать да канавки копать. А вбиваю гвоздь — криво выходит.
Так как я теперь пишу много, то рассчитывал прислать Вам для пасхального № рассказ. Но не успел. После пришлю.
Это письмо Вы получите, вероятно, накануне Пасхи. Христос воскрес! Дай бог Вам всего хорошего. Анне Ивановне и детям шлю сердечный привет и тысячу пожеланий. Когда буду писать пьесу, мне понадобится Берне. Где его можно достать? Это один из тех очень умных умов, которые так любят евреи и узкие люди.
Новая повесть Доде «После развода» дает три превосходных женских лица, но лицемерна, по крайней мере в своем финале. Если бы против развода вооружился раскольник или араб, то это я понимаю, но Доде в роли нравоучителя, требующего, чтобы супруги, которые опротивели друг другу, не расходились, — ужасно комичен. Французам надоели голые девки, так вот теперь из гастрономических видов захотелось моралью побаловаться.