Том 23. Письма 1892-1894 - Страница 48

Посылаю устав. Раздай литераторам, принадлежащим в одно время Москве и Петербургу. Можешь черкнуть в «Моск<овской> газете». Помещение имеет кружок великолепное.

Я совсем раскис.

«Новостей дня» не получаю.

Это письмо повезет в Москву маленькая графиня, которая жила у нас с пятницы и, дай бог ей здоровья, утешала сестру. Впрочем, ты не знаком с ней…

Поклонись Владимиру Ивановичу и его жене. Поцелуй m-me Правдину и Жужелицу. Скажи Жужелице, что Шекспир в самом деле очень плохой писатель.

Будь здоров. Пиши из своей Америки.

Твой А. Чехов.

Суворину А. С., 5 февраля1893

1277. А. С. СУВОРИНУ

5 февраля 1893 г. Мелихово.

5 ф.

Отец болен; у него сильная боль в спине и онемение пальцев — не всегда, впрочем, а припадками, на манер грудной жабы. Он философствует и ест за десятерых, и нет никаких сил убедить его, что лучшее для него лекарство — воздержание. Вообще я в своей практике и в домашней жизни заметил, что когда старикам советуешь поменьше есть, то они принимают это чуть ли не за личное оскорбление. Нападки на вегетарианство и, в частности, буренинские походы на Лескова кажутся мне очень подозрительными в этом смысле. Если бы Вы стали проповедовать рис, то Вас подняли бы на смех. И, я думаю, смеялись бы только обжоры.

У меня, голубчик, беда — у сестры что-то вроде тифа. Бедняга заболела в Москве. Когда я привез ее домой, она совсем осипла, захирела, 40°, боль во всем теле, тоска… Я возился с ней две ночи. Она стонала: «я умираю!», и это приводило в ужас всю мою фамилию, особенно мать. Была минута, когда казалось, что Маша сейчас умрет. А теперь у нее вот уже четвертые сутки сильно болит голова, так что пошевельнуться больно. Нет ничего тяжелее, как лечить своих. Делаешь всё, что нужно, а каждую секунду кажется, что не то делаешь…

Аттестат мой — не знаю где, а паспорт у меня дома. Когда понадобится, могу прислать удостоверение, что я лекарь. Но погодите до конца марта. В душу мою вкралась нерешительность. Между прочим, мне кажется теперь, что название «Чайка» не годится. Блеск, Поле, Молния, Сундук, Штопор, Панталоны… это не годится. Назовем так: Зима. Можно и Лето. Можно Месяц. А не назвать ли просто Двенадцать?

В янв<арской> книжке «Труда» напечатана пьеса Мережковского «Прошла гроза». Если не хватит времени и охоты прочесть всю пьесу, то вкусите один только конец, где Мережковский перещеголял даже Жана Щеглова. Литературное ханжество самое скверное ханжество.

Зачем Вы так суровы к Лессепсу и К°? Французы жестокий народ; у них есть гильотина и из их тюрем выходят расслабленными идиотами; у них система устрашения, но и они находят приговор не в меру суровым, или, по крайней мере, из чувства деликатности говорят, что приговор им кажется суровым. Лессепс и К° слетели с высоты, уже осуждены и поседели в одну ночь. По-моему, лучше снести упреки в излишнем сантиментализме и в неполитичности, чем рисковать быть жестоким. У Вас проскочила одна телеграмма воистину жестокая. 5 лет тюремного заключения, лишение прав и проч. — это высшая мера наказания, удовлетворившая даже прокурора, а в телеграмме: «Мы находим это слишком снисходительным». Силы небесные, что же нужно? И для кого нужно?

Солнце светит вовсю. Пахнет весной. Но пахнет не в носу, а где-то в душе, между грудью и животом. Ночью холодно, а днем с крыши каплет.

Астрономка в Петербурге, с чем и имею честь Вас поздравить. Желаю, чтобы она пришла к Вам и просидела восемь часов. Она хочет куда-то поступить учиться, и подруга ее докторша верит, что из нее выйдет большой толк.

Если в самом деле поедете за границу и увидитесь там с Плещеевым, то скажите ему, чтоб он купил мне полдюжины стульев. Не отстану, пока не купит. Стулья мне не нужны, а нужно, чтоб он чувствовал. Наведите также справку насчет девственности.

Я, живучи у Вас, пополнел и окреп, а здесь опять расклеился. Раздражен чертовски. Не создан я для обязанностей и священного долга. Простите сей цинизм. Прав тот доктор, мой товарищ по гимназии, мною забытый, который неожиданно прислал мне из кавказской глуши письмо; он пишет: «Все лучшие интеллигенты приветствуют переход Ваш от пантеизма к антропоцентризму». Что значит антропоцентризм? Отродясь не слыхал такого слова.

Я продолжаю курить сигары.

Непременно скажите Анне Ивановне, что я ей кланяюсь, а то она говорила, что в своих письмах к Вам я обыкновенно отделываюсь общим местом — «поклон всем Вашим». Ей нижайший поклон и благодарность за гостеприимство, которого я никогда не забуду. Отлично я у Вас пожил.

Да хранят Вас небо, солнце, луна и звезды. Пишите.

Нового ничего нет. Всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Чехову Ал. П., 6 февраля 1893

1278. Ал. П. ЧЕХОВУ

6 февраля 1893 г. Мелихово.

6 февр.

Благодарю тебя, Сашечка, за хлопоты. Когда я буду действ<ительным> статским советником, то за теперешние твои старания разрешу тебе обходиться со мною без чинов, т. е. не называть меня вашим превосходительством. Я готов ждать еще месяц, ибо срок моему паспорту — 21 февр<аля>, но ждать дольше не намерен. Скажи Рагозину, что если к 1-му марта он не пришлет мне паспорта, то я напишу в Таганрог Вукову.

У нас не совсем благополучно. Буду писать по пунктам:

1) Болен отец. У него сильная боль в позвонке и онемение пальцев. Всё это не постоянно, а припадками, на манер грудной жабы. Явления, очевидно, старческие. Нужно лечиться, но «господа кушают» свирепо, отвергая умеренность; днем блины, а за ужином горячее хлебово и всякую закусочную чепуху. Говорит про себя «я параличом разбит», но не слушается.